Неточные совпадения
Г-жа Простакова (бросаясь обнимать Софью). Поздравляю, Софьюшка! Поздравляю, душа моя! Я вне себя от радости! Теперь тебе надобен
жених. Я, я лучшей невесты и Митрофанушке не желаю. То — то дядюшка! То-то отец
родной! Я и сама все-таки думала, что Бог его хранит, что он еще здравствует.
Сначала полагали, что
жених с невестой сию минуту приедут, не приписывая никакого значения этому запозданию. Потом стали чаще и чаще поглядывать на дверь, поговаривая о том, что не случилось ли чего-нибудь. Потом это опоздание стало уже неловко, и
родные и гости старались делать вид, что они не думают о
женихе и заняты своим разговором.
Не одни сестры, приятельницы и
родные следили за всеми подробностями священнодействия; посторонние женщины, зрительницы, с волнением, захватывающим дыхание, следили, боясь упустить каждое движение, выражение лица
жениха и невесты и с досадой не отвечали и часто не слыхали речей равнодушных мужчин, делавших шутливые или посторонние замечания.
— Да, это дело очень серьезное, мсье Лопухов. Уехать из дома против воли
родных, — это, конечно, уже значит вызывать сильную ссору. Но это, как я вам говорила, было бы еще ничего. Если бы она бежала только от грубости и тиранства их, с ними было бы можно уладить так или иначе, — в крайнем случае, несколько лишних денег, и они удовлетворены. Это ничего. Но… такая мать навязывает ей
жениха; значит,
жених богатый, очень выгодный.
— Да, ваша мать не была его сообщницею и теперь очень раздражена против него. Но я хорошо знаю таких людей, как ваша мать. У них никакие чувства не удержатся долго против денежных расчетов; она скоро опять примется ловить
жениха, и чем это может кончиться, бог знает; во всяком случае, вам будет очень тяжело. На первое время она оставит вас в покое; но я вам говорю, что это будет не надолго. Что вам теперь делать? Есть у вас
родные в Петербурге?
Женихи сотнями увивались за наследницею громадного состояния; но общество, толпившееся за обедами и на вечерах Полозова, было то общество слишком сомнительного типа, слишком сомнительного изящества, которое наполняет залы всех подобных Полозову богачей, возвысившихся над более или менее приличным, не великосветским
родным своим кругом, и не имеющих ни родства, ни связей в настоящем великосветском обществе, также более или менее приличном; они становятся кормителями пройдох и фатов, совершенно неприличных уже и по внешности, не говоря о внутренних достоинствах.
Покончивши с портретною галереею
родных и сестрицыных
женихов, я считаю нужным возвратиться назад, чтобы дополнить изображение той обстановки, среди которой протекло мое детство в Малиновце. Там скучивалась крепостная масса, там жили соседи-помещики, и с помощью этих двух факторов в результате получалось пресловутое пошехонское раздолье. Стало быть, пройти их молчанием — значило бы пропустить именно то, что сообщало тон всей картине.
По зимам семейство наше начало ездить в Москву за год до моего поступления в заведение. Вышла из института старшая сестра, Надежда, и надо было приискивать ей
жениха. Странные приемы, которые употреблялись с этой целью, наше житье в Москве и тамошние
родные (со стороны матушки) — все это составит содержание последующих глав.
Мне идти к
родному батюшке!.. — у
жениха вдруг упало сердце, точно он делал что-то нехорошее и кого-то обманывал, у него даже мелькнула мысль, что ведь можно еще отказаться, время не ушло, а впереди целая жизнь с нелюбимой женой.
Надобно самые счастливые стечения обстоятельств, чтобы она ужилась с
родными своего
жениха, к которым она как с неба свалится.
Жених был большой охотник до голубей и, желая приласкаться к тетушкиным
родным, неожиданно сделал мне этот драгоценный подарок.
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла
жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы
родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
Потом, взявшись за руки, девки и парни кружились вокруг
жениха и невесты, сперва в одну, потом в другую сторону.
Жених выпил пиво, съел пироги, изъездил коня и выгоняет свою
родню.
Родных у невесты не было, и писать ее
жениху было не к кому.
— Ох вы, девушки, девушки! Все-то вы на одну стать! Не он, так слава богу! А если б он, так и нарядов бы у нас недостало! Нет, матушка, сегодня будет какой-то пан Тишкевич; а от
жениха твоего, пана Гонсевского, прислан из Москвы гонец. Уж не сюда ли он сбирается, чтоб обвенчаться с тобою? Нечего сказать: пора бы честным пирком да за свадебку… Что ты, что ты,
родная? Христос с тобой! Что с тобой сделалось? На тебе вовсе лица нет!
Мурзавецкая. Я ведь девица старая, я мужчин разбирать не умею; может быть, Аполлон и в самом деле плохой
жених; да, понимаешь ты, что я этого и знать не хочу; я своему
родному добра желаю, а до нее мне и горя мало… так вот, если она заупрямится, надо нам с тобой, Вукол, придумать, чем пугнуть ее.
— Что ж, того-этого, и это правда! Только я полагаю, Александр Николаевич, что негоже петлю раньше времени накидывать, успеют, того-этого, ваши-то намучиться. Что же касается моих поглядок, то я же вам откровенно объяснил причину: ведь я вас сватать пришел, и нужно же мне было повидать
женихову, того-этого,
родню.
Возвратившись домой, я все думал о моих новых знакомых; более всех мне понравились Лидия Николаевна и Леонид. Старшая Ваньковская, Марья Виссарионовна, как назвал мне ее Леонид, произвела на меня какое-то неопределенное впечатление, а этот Иван Кузьмич плоховат. И что он такое тут?
Родня, знакомый,
жених?
1-я девка. Как не знать?
Родня он
жениху, никак.
Николаев. Нет, брат Иван, коли бы я тебя не любил с детства, я бы ни за что не согласился быть на этой свадьбе. Только для тебя. Не люблю я этого барина. И что за манера? Два раза ждали, издали — носу не показал. Что это?
Жених — и не приехал с
родными невесты познакомиться! Что он, пренебрегает нами, что ль?
Марья Васильевна. Одно, как же быть?
жених гостей не любит. А ведь нельзя же
родных не позвать. Хоть нынче к обеду я Семену Петровичу, Марье Петровне, всем послала…
— Так сама укажи, кого повенчать, — подхватил Самоквасов. — Таисею?.. Изволь… Повенчаем и Таисею… Только сыщи
жениха!.. Денег теперь со мной много, любого попа закуплю… Столько отсыплю, что на
родной сестре кого хочешь свенчает.
Отыскал Евграф Макарыч знакомую купчиху, попросил ее за сваху быть. Без свахи нельзя — старозаветный обычай соблюсти необходимо. Решили после ярмарки ехать в Москву и там свадьбу играть. По-настоящему
жениху бы с
родней надо было ехать к невесте, да на это Макар Тихоныч не пошел бы… Гордыня!.. Поедет такой богатей к купцу третьей гильдии… Как же!..
Случается, и это бывает нередко, что родители
жениха и невесты, если не из богатых, тайком от людей, даже от близкой
родни, столкуются меж себя про свадьбу детей и решат не играть свадьбы «честью», во избежание расходов на пиры и дары.
Она не замечала
женихов, которых у нее было много,
родных, знакомых.
Офицер или камер-юнкер заставил бы сойти со сцены, если б и влюбился, да и
родня каждого
жениха"хорошей фамилии".
Ввечеру сказали:
женихова отца кнутом бить, чести, чинов, имения лишить и послать в Сибирь, а
жениха в дальнюю деревню вместе с его матерью. И
родную сестру не пожалел светлейший Меншиков.
— Ах,
родная ты моя, сиротинка горемычная, — завопила мамка, —
жениха твоего посадили в черную избу; лечил татарчонку-царевича да уморил. Не снести ему головушки.
Белоглазова, действительно, полюбила Петра Валерьяновича, как
родного, и даже пожалуй еще сильней, но в этом последнем она боялась сознаться самой себе, понимая, какое громадное расстояние лежит между ней, приживалкой его матери, и им, хотя больным, хилым, некрасивым, но все же богатым
женихом, с положением в московском аристократическом обществе,
женихом, на которого плотоядно смотрели все московские маменьки, имеющие дочек на линии невест.
Родному брату своему он незадолго помог на украденные деньги жениться на богатой невесте, обставил его щегольским экипажем, богато меблированной квартирой, приличной прислугой и прочее и прочее, чем можно было блеснуть как
жениху с большим состоянием.
Невест в Москве и тогда, как и теперь, было, что называется, хоть отбавляй, Глеб же Алексеевич Салтыков представлял из себя блестящую партию для девушки даже из самого высшего московского круга. Древнего рода, гвардейский офицер, образованный, красивый, богатый и молодой, не кутила, не мот и не пьяница — качества, редко соединяющиеся в одном лице и, несомненно, делавшие Салтыкова одним из лучших московских
женихов. Но старанья
родных, папенек и маменек невест и даже этих последних, не имели успеха.
— Милый,
родной ты братец мой, — могла она только сказать, рыдая. Она не смела произнести имя
жениха, не только что просить о нем; стыд девический, а более строгий обычай запрещал говорить ей то, что у нее было на душе. Ей, девице, позволено было только плакать об отце или брате; слезы, посвященные другому мужчине, хоть бы и
жениху, сочли бы за преступление. Но в немногих словах ее было столько скорби, столько моления, что брат не мог не понять, о чем так крушилась Анастасия.
Человек далеко не старый, но уже генерал-аншеф, гвардии подполковник и генерал-адъютант, Густав Бирон состоял в числе любимцев своей государыни и, будучи
родным братом герцога, перед которым единственно трепетала вся Россия, не боялся никого и ничего; имел к тому же прекрасное состояние, унаследованное от первой жены и благоприобретенное от высочайших щедрот; пользовался всеобщим расположением, как добряк, не сделавший никому зла; едва ли, что всего дороже, мог укорить себя в каком-нибудь бесчестном поступке; наконец, в качестве
жениха страстно любимой девушки, видел к себе привязанность невесты, казавшуюся страстною.
— Именно-с, Корнилий Потапович… Ведь я ей имя дал, также и сыну его, Семиладова-то… Как
родного люблю Ваську… Он тогда мне пять тысяч обещал, тыщу в задаток перед венцом дал, а затем и на попятный. Я его и так, и сяк… Ничего с ним не поделаешь. Сперва совсем к нему не допускали, как
женихом был, а потом женился, первое время никак его подстеречь не мог… Наконец накрыл… И не заикайся, говорит, довольно с тебя, у тебя жена-краля, да с тысячью приданного… Какого тебе, мозгляку, рожна еще.
Болезнь Наташи была так серьезна, что. к счастию ее и к счастию
родных, мысль о всем том, чтò было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с
женихом перешли на второй план.
«Спит иль нет моя Людмила?
Помнит друга иль забыла?
Весела иль слезы льет?
Встань,
жених тебя зовет». —
«Ты ль? Откуда в час полночи?
Ах! едва прискорбны очи
Не потухнули от слез.
Знать, тронулся царь небес
Бедной девицы тоскою?
Точно ль милый предо мною?
Где же был? Какой судьбой
Ты опять в стране
родной...
Маслюхин души не слышал в своей невесте, и через два месяца Глаша, несмотря на все противодействия
жениховой родни, вышла за него замуж к крайней зависти всех старогородских невест.
Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка;
родными — как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми — как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших
женихов Москвы.
— Миленький мой! Пить с тобою будем. Плакать с тобою будем, — ох, как сладко плакать будем, миленький ты мой. За всю жизнь наплачуся! Остался со мною, не ушел. Как увидела тебя сегодня в зеркале, так сразу и метнулося: вот он, мой суженый, вот он, мой миленький. И не знаю я, кто ты, брат ли ты мой, или
жених, а весь
родной, весь близкий, весь желанненький…